Совсем недавно судьба в очередной раз свела меня с одним старым знакомым, Стасом, которого я не видел лет семь. В этой связи я и решил описать несколько епизодов из жизни этого беспезды знакового в моей жызни персонажа.

СВИТЕР

Когда мы с Мишей учились в шестом классе, к нам привели Стаса. Человеком он был нихуя неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от какого-то там отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают неожиданно), тока он не засыпал, а залипал. Наглухо причём. То исть сначала он во што-то фтыкал, а потом ни с того, ни с сего стопарился и пускал слюну. Приходил в себя только после того, как весь класс с криками «зырьте, ребза, у ебаната апять боторейки сели!» начинал отвешивать ему подзатыльники под затылок и подсрачники под сраку. За глаза ево называли дурачком, но говорить такое в лицо было как-то оскорбительно, поэтому обозвали Стасика нейтрально – писюном.

Скоро в школе появилась и писюнова мама, которая почему-то слёту записала нас с Мишей в писюновские друзья и много чё нам про нево поведала. Оказалось, был целый список вещей – типа «цыклично движущихся блять объектов» и «изображений с яркой цветовой гаммой», которые писюну нежелательно было наблюдать вапще, а то была опасность впасть в канкретна долговременный ступор или хуйвознаит чего ещё. Остаток того учебного дня Миша провёл в тщетных потугах ввести писюна в кому – он ходил вокруг него кругами, изображая циклично двигающийся объект, а через равные промежутки времени вертел у того перед ебалом цветными карандашами, изображая яркую цветовую гамму. Периодически пристально смотрел в глаза. Хуй там. Писюн не поддавался.

После уроков мы втроём уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими несрастухами Миша сурово, как блять берия, натягивал на себя свой любимый чудо-свитер, апогей суканах пост-модернизма, привезённый из каково-то Чуркистана. Это сейчас, с высоты, тыксызыть, своего опыта, я понимаю, што на етом предмете одежды силами таджикских ткачей, по совместительству наркоманов и дальтоников, художественными срецтвами был изображён героиновый приход. Но в ту пору мы были свято уверены, што это пять зелёных всадников ловют чёрную рыбу в красном поле под палящим фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Миша надевал ету паранойу, превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало навящивое желание обхватив голову руками бечь нахуй проч с криками типа «Нет! Нет! Только не мой мозг, ёбаные пришельцы!». Стоило мише выйти в етом свитере на улицу, как прохожие начинали шарахацца в стороны, забывая о чём тока што думали, маленькие дети принимались плакать, а молодые барышни – обильно менструировать. У меня лично, как и у некоторых наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения, поетому я старался смотреть по возможности в пол. То исть, как вы панимаити, на блёкло-сером раздевалочном фоне мишин свитер нихуёво выделялся. Да хули там, скажу больше – не существует в природе вапще такого фона, на котором этот ебучий аксессуар не выделялся бы нах. Хотя если вы блять нароете где-нить летающую тарелку с агромной надписью «ЗЕМЛЯНЕ!МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ!» – то можете смело, одев мишин свитер, встать рядом – такие весчи идеально суканах дополняют друк друга.

Вдруг красное пятно блякнуло што-то вроде «щасливо, пацаны» и уплыло в сторону выхода. Оторвав глаза от пола, я увидел писюна. У писюна было такое ебало, как будто он всю сука ночь ловил чорную рыбу с зелёными всадниками и теперь стоял передо мной типа заёбанный – с подкашивающимися ногами, отклянченой губой и тупым взглядом. В тот раз он залип основательно, я ево минут 15 откачивал. Мише сказал сжечь свитер нахуй.

ДУСЯ

Была у писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно пезданутое жывотное – въёбывалась с разбегу в стены, промахивалась нахуй мимо миски с молоком харей в пол, корчила непанятные ебала. Дусей, хстати, она была чиста формально, паскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на «пошла на хуй». В общем Дуся была не жилец палюбому – каску у неё снесло при рождении, и по законам природы она должна была скопытицца фпезду ещё в раннем децтве, когда вместо титьки тыкалась еблищем маме в сраку – но тут блять в планы естественнаго отбора вмешался известный гринписовец писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-та памойке и припёр, естесна, в дом – ето паходу был ваще последний раз, когда писюн полноценно держал лохматую бестию в руках, патаму как, когда Дуся подросла и превратилась в трёхцветную лопоухо-косоглазую паибень, она начала двигацца и хуй ты её поймаешь блять. Двигалась Дуся оченно резво – создавалось впечатление што даже срала на ходу, а если задерживалась в адном месте больше десьти сикунд, значит либо спала, либо отъехала нахуй. Ну или задумалась – периодически с ней случались кратковременные приступы спокойствия: она ни с таво, ни с сево замирала, таращила косые банки в неизвесном направлении и напряжённо ожидала в какое полушарие ёбнет моча на етот раз – ну и в зависимости от результата через полторы секунды начинала отчаянно щемицца либо влево, либо вправо, затем обычно въёбывалась жбаном в стену, отскочив сломя голову хуярила в противоположную сторону, въёбывалась в дверь и ахуев от такого обилия препяцтвий начинала щемицца вверх па шторам. Там, где-нить сука под паталком вдруг опять замирала с таким ебалом типа «во, бля: где ето я?..», снова задумывалась, неожиданно пукала, с перепугу въёбывалась тыквой в багету, падала сракой на подоконник и по новой начинала гонзать по жилплощади – шерсть дыбом, глаза на выкате блять. Мне думаецца, што именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны сука Агузаровой.

Наблюдая такую поеботу, Миша неоднократно говорил писюну, типа «писюн, она у тебя походу слепая ваще». «Да не, не, – успокаивал себя писюн – проста ёбнутая». Поначалу дусина движуха вызывала у меня дезориентацию и приступы марской болезни, а Миша её ваще боялся и не любил совсем. Потомушто один раз, нихуя неразглядев Дусю на фоне писюновского ковра (связанного наверно тем же дальтоником, который мише свитер красный захуярил), Миша наступил на ейный ебальник, а поскольку Дуся пачимуто мяукать не умела нихера, издавая заместо етого какие-то кряхтяще-пердящие гортанные звуки на манер тувинских духовых инструментов, она со всей своей кошачей пезданутости начала сцука страшным тувинским голосом орать – я, чесно признаюсь, малёха припустил жыдким в трусники, а вот 12-ти летний Миша впервые в своей жызни схватился за серце, а когда отошёл, начал Дусю ненавидить лютой ненавистью.

И вот однажды, когда писюн в очередной раз ушёл посрать и залип в толчке на полчаса, разглядывая в унитазе чудные какашные узоры, мы с Мишей остались тупить в писюновской комнате в два рыла. Тут я обратил внимание, што Дуся заговорщицки выглядывает из-за кресла и щуря один глаз палит в мишину сторону. Я Мише ето дело показал и только хотел уже чё-то по этому поводу пиздануть, как вдруг Миша, внук ворошиловского стрелка, нихуя не растерявшись, мощным вдохом собрал все плескавшиеся в голове сопли (грамм думаю 200, не меньше – зима была) и смачно с присвистом форчманул Дусе прям в летсо. Я даже растерялся как-то. Дуся пролетела всего-то метра полтора, зато с такими выебами, што Алине Кабаевой и не снилось нах.

Через пару дней Дуся начала помаленьку облазить. Писюн говорил што ето на нервной почве, но мы-то с Мишей знали, што после такого заряда гайморита в голову ваще не жывут – так што ей ещё повезло, можно сказать. А писюновская мама походу стреманулась, што кошке настает постепенный пездец и купила писюну на замену большова такого хуйпойми африканского попугая по кличке Розелло нах. Продавец её пролечил што Розелло пездец какой умный и говорящий, схватывает типа всё на лету, хуй заткнёшь. Но Розелло почему-то оказался на редкость тупым ебланом. В течение недели мы с Мишей учили его говорить одно единственное слово «писюн». День изо дня мы ебли ему мозг часа наверна по два, штоб не спизднуть. «Писюн, писюн, писюн, говори сука ебаная – писюн, писюн. Вот веть педораз: писюн, писюн». Ну и в таком духе.

Под конец даже нещасная облезлая Дуся, не выдержав такова напора, корча ебало и заикаясь начала гудеть што-то подозрительно напоминающее слово «писюн», лишь бы мы заткнулись нахуй. А Розелле хоть бы хуй – сидел в углу клетки, таращил полные непонимания глаза и обильно серил. Миша уже хотел писюна разачаравать, типа «писюн, он у тебя походу глухой ваще», но как выяснилось, Розелло был нихуя не глухой, а даже савсем наоборот. Всё это время хитрый пернатый слушал: набирался, тыксызыть, сеансу. Через пару недель етот пидар выдал всё – и «писюн», и «сука ебана», и «педораз» с «мудаком», и ещё целый ряд окологинекологических терминов, смысл которых я узнал только несколько лет спустя.

Писюн с мамой были в шоке канешна. И веть, што характерно, не наебал продавец – действительно хуй заткнёшь. В качестве бесплатного дополнения к выученным словам Розелло научился кряхтеть, пердеть, лихо подражать звуку проезжающего трамвая и звонко посвистывать. Причём делал он ето, походу, круглосуточно, потому как писюн приходил в школу с таким помятым видом, как будто всю ночь катался на трамвае в шумной компании милицейских свистков. К тому же, по ево словам, Дуся сильно нервничала. А Дуся на самом деле сходила нахуй с ума. То исть она и так была припизднута нехуёво, но с появлением Розеллы её стали покидать последние остатки разума. Если раньше Дуся слушала тока то, што пиздят голоса в ейной голове, то теперь к этой неебической толпе добавился и левитан с крыльями, который, походу, наглухо забивал Дусе все сигналы с Марса.

Ну и в один прекрасный день мы с Мишей стали свидетелями таво, как Дуся, чуйствуя видимо близкую кончину от помутнения рассудка, решила напоследок во што бы то ни стало вточить говорящего окорока. Сам Розелло к тому моменту времени уже надрочился открывать клетку изнутри и по-хозяйски вылазить на крышу подышать воздухом, причём проделывал всё это, не прекращая пездеть ни на секунду ваще. С крыши своей клетки Розелло как козырной страус выглядывал в окно, обсуждал сам с собой последние новости и попутно подслушивал всякие гадости штоб вечером опять ошарашить писюновскую маму очередным хитровыебанным матюком. Улучив один из таких моментов, потерявшая всякую надежду, окончательно охуевшая Дуся, изо всех сил стараясь не палицца, полезла, ёпт, за добычей на клетку. Выкатив фары от волнения и еле сдерживая метеоризьм, Дуся приблизилась к Розеллу вплотную и застыла. «Всё» – подумали мы с Мишей, – «пезда рулю». Но в етот момент Розелло медленно повернулся, и, увидев перед ебалом такую хуйню (Дуся бешено вращала глазами и мелко тряслась), оценил апстанофку, неспешно так прицелился и как заправский скотобой уебал Дусе клювом прям промеж ухоф. Тюк, блять.

Досмотрев как Дуся ссыпалась на половичок, Розелло звонко присвистнул и продолжил пездеть. Все остались жывы вопщим. Не знаю, што за нервные центры в кошачьей голове поразил удар африканскаво Розеллы, но облазить после етого инцидента Дуся перестала. Зато начала жрать своё гавно, наводя ужас на домочаццев.

КЛЕПА

У Миши есть Маша, а у Маши есть Клепа (Клеопатра значит). Клепа эта собака из породы, знаете, таких жалких карманных невнятностей: маленькая-маленькая, пучеглазая и нервная, как все маленькие. Бегает этот дрищ по квартире в трясках и судорогах каких-то, вечно мерзнет и писается постоянно. Я отказываюсь верить, что это убожество кто-то там вывел специально, скорее всего, Клепины доисторические предки, настоящие большие волосатые собаки с зубами, по неясным науке причинам, нет-нет да и скрещивались с какими-нибудь доисторическими хомяками там, или прочими грызунами – поэтому по внешнему виду, это маленькое убожество, с гордым именем Клеопатра, напоминает что-то среднее между хомяком и смертельно больной крысой.

Кто его знает, была ли она такой же нервной до знакомства с Мишей, но то, что после этого знакомства события ее жизнь радикально изменилась – это факт! Такое часто бывает, что маленькие собачки писаются, а иногда и какаются от избытка чувств. Если, допустим, их сильно нахлобучивает какая-нибудь радость, они начинают судорожно так сокращаться, пытаясь найти выход своему счастью, визжат, крутятся, а потом вдруг замирают, глазища по пятаку и потекло... Раньше Клепа любила жизнь и писалась исключительна от положительных эмоций, типа там хозяйка пришла, раз, лужа; или там конфетку дали – раз, вторая, ну и в таком духе. Hо, с появлением в ее жизни Миши все стало намного мрачней. Теперь она писается и какается еще и от страха, т.е. от одного Мишанина вида, запаха или звука...

Короче, Клепины страхи перед Мишей имеют давние причины. Их знакомство начиналось плачевно. Когда Миша только подкатывал к Маше шары и к ней еще не переехал, он вел себя прилично – чистил ей картошку, в магазин бегал, ведро мусорное выносил и прочее. А у жадной и вечно голодной Клепы была привычка тырить вкусняшки из мусорного ведра и потом прятать их где-нибудь под диваном (это наверное хомячьи гены) – пока ведро стоит в коридоре, она нырнет в него так тихонько, пороется, описается от радости и сваливает незаметно. Миша про эту мазу знал, ну и один раз, выскочить из ведра Клепа просто не успела и ее вылазка закончилась страшным полетом по мусоропроводу с восьмого этажа в мусоросборник к ее потенциальным крысячьим родственникам. Мне думается, что у такой маленькой собачки нервы и так не к черту, а тут еще эти прыжки затяжные.

Клепу искали, искали, потом подумали что убежала, потом подумали что украли (кому она нужна...) – короче горе в семье, а потом Миша, идя с утра на работу, услышал подозрительно знакомый лай навзрыд. В общем, когда собаку вытащили, она выглядела еще хуже, чем ей положено быть, имела частичную потерю ориентации и совсем перестала тявкать, зато, как говорит Миша, вкусняшек помойных объелась, блядь, на всю жизнь вперед.

Буквально через пару недель после этого события мы с Мишей, с нашими девчонками и Клепой совершили загородную поездку – типа пиво, речка, бадминтон... Hу и когда мы начали играть в этот самый бадминтон, Миша решил загладить свою вину перед животным и типа развести бедную тварюшку на «поиграть». Hадо заметить, что Клепа к этому моменту положила глаз на перьевой валанчик и что-то от него явно хотела... Миша эту тему просек, поставил волан этот на землю и с улыбкой доброго гестаповца начал команды разные раздавать типа «Клепа фас, Клепа анфас...» Клепа на это сомнительное игрище не велась, поскольку все еще боялась подходить к Мише ближе чем на пять метров и падала в обморок при виде мусорных ведер. Миша попытался раскрутить Клепу на это дело минут пять, ну и потом, со словами типа «да пошла ты...» решил мне показать, как правильно поднимать волан, при ударе с земли, одним ударом и замахнулся ракеткой...

В этот ключевой момент хитрая и жадная Клепа решила валанчик все-таки умыкнуть, пока Миша не видит, и собака кинулась к этому объекту... а ведь бегает сука быстро, не уследишь, раз-раз и уже валанчик в зубах держит... а Миша-то замах уже взял, и остановиться конечно не успел... Короче через секунду Клепа получила неслабый удар по морде ракеткой и в компании с воланчиком, на скорости близкой к световой улетела в близлежащие кусты. У Миши эта ракетка в двух местах погнулась. Он когда через пару минут сообразил что сделал, быстренько такой орудие убийства бросил как ребенок каку и давай на свою Машу жалобным взглядом смотреть – а у той, естественно от увиденного истерики и прочее...

Чудесным образом Клепа была обнаружена. Вид она имела прямо скажем неважный – от перегрузок у нее случился коллапс нервной системы, собака сократилась до размеров волнистого попугайчика, а глазки, наоборот, стали размером с ее голову каждая и оба косили в разные стороны. Hа этот раз потеря ориентации оказалась полной – животное перестало откликаться на собственное имя и еще пару недель передвигалось по местности непонятными диагональными рисунками. Воланчик, кстати, так и не нашли, Миша меня уверял, что Клепа его проглотила.

Источник